Белый бим черное ухо случай в автобусе

Вчера был счастливый день. Все - как надо: осень, солнце, желтый лес,изящная работа Бима. А все-таки какой-то осадок на душе. Отчего бы?В автобусе Бим явно заметил, как я вздохнул, и явно же не понял меня.Пес вовсе не может представить, что я дал взятку шоферу. Собаке -наплевать на это. А мне? Какая разница - рубль я дал за малое "дело", илидвадцать - за большое, или тысячу - за крупное? Все равно стыдно. Словнопродаешь свою совесть по мелочам. Конечно, Бим стоит ниже человека,поэтому никогда и не догадается об этом.Не понять того Биму, что бумажки эти и совесть иногда находятся впрямой зависимости. Но какой же я чудак! Нельзя же требовать от собакибольше того, что она может: очеловечивать собаку нельзя.И еще: мне жаль стало убивать дичь. Это, наверное, старость. Такхорошо вокруг, и вдруг мертвая птица... Я не вегетарианец и не ханжа,описывающий страдания убитых животных и уписывающий с удовольствием ихмясо, но до конца дней ставлю себе условие: одного-двух вальдшнепов заохоту, не больше. Если ни одного - еще бы лучше, но тогда Бим загибнет какохотничья собака, а я вынужден буду купить птицу, которую для меня убьеткто-то другой. Нет уж, увольте от такого... А к кому, собственно, яобращаюсь? Впрочем, к самому себе: раздвоение личности в длительномодиночестве в какой-то степени неизбежно. Веками от этого спасала человекасобака.Откуда же все-таки осадок от вчерашнего? И только ли от вчерашнего?Не пропустил ли я какую-то мысль?.. Итак, вчерашний день: стремление ксчастью - и желтый рубль, желтый лес - и убитая птица. Что это: уж несделка ли со своей совестью?Стоп! Вот какая мысль ускользнула вчера: не сделка, а укор совести иболь за всех, убивающих бесполезно, когда человек теряет человечность. Изпрошлого, из воспоминаний о прошлом идет и все более растет во мне жалостьк птицам и животным.Я вспоминаю.Была установка руководства общества охотников об уничтожении сороккак вредных птиц, и это обосновывалось якобы наблюдением биологов. И всеохотники убивали сорок со спокойной совестью. Была такая установка и обястребиных птицах. Их тоже убивали. И о волках. Этих уничтожили почтиначисто. За волка платили премию в триста рублей (старыми деньгами), а залапки сороки или коршуна, представленные в общество охотников, то ли пятькопеек, то ли пятьдесят - не помню.Но вдруг, в новой установке, коршун и сорока объявлены полезнымиптицами, не врагами птиц: уничтожать их запрещено. Строжайший приказ куничтожению сменился строжайшим наказом к запрещению.